27 января 1944 года произошло важное событие в стране. В этот день войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов разгромили Красносельско-Ропшинскую группировку противника и полностью освободили город Ленинград от блокады. Она длилась  в течение 872 дней и унесла жизни до миллиона ленинградцев, из них только от голода умерло 641 803 человека. А ведь это даже больше того количества жителей, которые сейчас проживают во Владимире, Коврове, Муроме, Александрове вместе взятых. Вот таким оказался зверский облик фашизма, сделавшего ставку при уничтожении людей на голод. Причем голодали не только жители города, но и его защитники — бойцы Красной Армии, среди которых были и 674 представителя нашего Меленковкого района, более 130 из них погибли в битвах за этот славный город и захоронены неподалеку, в Ленинградской области -  это и уроженец деревни Осинки
И. Караваев, меленковцы — М.Г. Веревочкин, И.Д. Волков, П.А. Винокуров.

Все же тех, кому удалось отстоять город и выжить, оказалось гораздо больше — 542 меленковца. Все они вернулись в родные места, имели награды, а о том, что происходило в Ленинграде и пригороде, щедро делились воспоминаниями с земляками. Среди них хочется выделить А.И. Колчина, Ф.С. Ануфриева, М.П. Герасимова, В.И. Сидорова, П.П. Пугаева, П.Ф. Прямицына, И.П. Давыдова, М.Ф. Кондыреву. Их фотографии, наградные листы, размещены на стенде в Музее боевой славы. Также в музее имеются письма ветеранов, присланные с фронта, газеты времен Великой Отечественной войны, страницы нашей газеты «Коммунар» с воспоминаниями фронтовиков о боевых событиях, в том числе на Ленинградском и Волховском фронтах.

Сегодня я предлагаю познакомиться с  воспоминаниями о борьбе с немецко-фашистским захватчиком за Ленинград, узнать, каких это стоило усилий - победить его в состоянии полуголодного существования. А делится ими ветеран войны О. Соболев на странице газеты «Ветеран» за декабрь 2020 года (печатается здесь в сокращенном варианте).

«... 21, 22 и 23 сентября 1941 года продолжался штурм, целью которого было расчистить проход к Финскому заливу, ввести сюда немецкий флот, прорваться к Ленинграду и захватить город. Все это стало мне известно уже после войны, а тогда наш батальон оставался в Ораниенбауме и нес охранную службу в прифронтовой полосе.

Мы занимаем холодную с разбитыми стеклами школу, обживаем ее, готовясь к предстоящей зиме. Настроение немного поднимается, когда нам выдают теплое белье, ватные фуфайки и ватные брюки, шинели, валенки. Но с желудком -  просто беда, потому что нормы хлеба снизились до минимума.

300 граммов хлеба -зеленоватой сырой массы, пахнущей жеваной травой, да котелок воды, в котором плавают одна-две кожурки  от гороха, составляют все наше меню. А для гражданского населения нормы еще ниже. Рабочим -250 граммов, иждивенцам и детям — 125.

Кусочек суррогатного хлеба стал основным средством поддержания жизни жителей Ораниенбаума. Из этого кусочка многие ухитряются делать несколько сухариков. Эти крошечные сухарики распределяются на целый день. Один-два сухарика и кружка горячей воды — вот тебе завтрак, обед и ужин! Другие продукты, которые полагаются по карточкам, выдают нерегулярно и не полностью. За неимением мяса, крупы, жиров, сахара, иногда по карточкам выдают студень. Картофельный крахмал, яичный порошок, все — в мизерном количестве. Да и эти продукты еще надо привезти сюда по заливу за 40 километров из голодающего Ленинграда. Каждый это понимает. Чтобы притупить мучительный голод, люди едят все, что только имеет хоть какую-нибудь питательную ценность. Жестокий голод усугубляется наступившими сильными морозами, недостатком топлива, отсутствием электричества.

Город стоит тихий, заваленный сугробами снега, как бы прислушиваясь к звукам переднего края, где то и дело возникает пулеметная перестрелка, сериями рвутся снаряды и мины. Ко всему этому все привыкли так же, как и к регулярным огневым налетам на мирные кварталы Ораниенбаума. Немцы бьют по улицам, гавани, отдельным наиболее крупным зданиям. Убегающих в укрытие не увидишь — люди не могут бегать. От истощения движения их стали медленными, а чувство опасности притупилось.

Страшно это — лицо голода — с неподвижными глазами, бескровными щеками, с отсутствием мимики. Человек любого возраста выглядит, как старик: дряблая кожа, кости, жилы. Больше хочется лежать, потому что даже сидеть — больно. А желудок, словно напрямую соединен с мозгом, шлет туда лишь одно требование: «Есть!», «Хлеба!»

Никогда раньше я не знал, что такое постоянное чувство голода — не перед обедом, а из недели в неделю, из месяца в месяц. Я не пытался даже представить себе, что чувствует путешественник, затерявшийся в снежной пустыне без продуктов, когда читал об этом в каком-нибудь романе. Умозрительно, с ходу это не получается. Ведь, читая это, ты знаешь, что подойдет час — и сядешь за обычный обед из трех блюд.

Мы, блокадники, связываем чувство голода со зверским обликом врага, фашиста, потому что, делая ставку на уничтожение советских людей, он взял на вооружение голод. Я, уже опытный блокадник, знаю, что излишняя изобретательность в поиске съестного убийственна. Я понял это, съев «кашу» из семян редиса, купленных за 50 рублей стакан. А какой вид был  этой «каши»! Настоящая гречка — коричневатая и рассыпчатая. Но уже после третьей ложки проглоченной тошнотворной массы я почувствовал себя плохо. Голова закружилась, в желудке начались спазмы. Наверное, меня выручил тренированный организм бывшего спортсмена. На другой день я с трудом поднялся, чтобы заступить в наряд, ноги были, как из ваты.

Но вообще в батальоне лучше, чем в городе. Тут коллектив, спасительная сила товарищества. Лешка Панфилов, увидев, что я отравился варевом, тут же влил мне в горло кружку воды, заставил промыть желудок...

 Не раз видел я на улицах блокадного Ораниенбаума, как идет закутанный во что только можно человек, потом остановится и мешком опускается в снег. Помощь ему уже не нужна — его убил голод.

 Наступает весна. Выйдешь из прокопченного, затхлого помещения, вдохнешь потеплевший воздух, взглянешь на капель, на голубеющее небо и думаешь: «Скорей бы растаял снег, а там и травка появится -лебеда, крапива, может, на огородах что-то взойдет — все еда!»

Вместе с надеждами на перемены к лучшему весна принесла и дополнительные заботы. Власти города развернули борьбу за ликвидацию последствий голодной зимы, за жизнь каждого человека. Город сильно загрязнен, на улицах встречаются не захороненные трупы, груды их свалены на кладбище. С наступлением тепла это может вызвать эпидемию. В конце марта трудоспособное население мобилизуют на очистку дворов и улиц ото льда, снега, нечистот. Вышел на такую работу и весь личный состав истребительного батальона.

 Вместе со всеми я скалываю лед возле школы. После нескольких ударов ломом дыхание перехватывает, а руки отказывают повиноваться.

 После всеобщих субботников город преобразился. В нем даже начала работать баня. И вот мы строем отправляемся смывать накопленную за зиму грязь. В бане холодина, промерзлый цементный пол согреется, наверное, только летом, но горячая вода есть. А это совершенно небывалое чудо! Кости блаженно ломит, когда окатываешь себя из тазика. Но что за вид у всех моющихся?! Настоящие дистрофики со старческой кожей, тонкими ногами и руками и словно разбухшими суставами. Я гляжу на свое невесомое тело и не могу сдержать вздоха: «Разве это я? Да, я! Только совсем сожрал голод, натравленный на нас Гитлером».

… Весна 42 года. Я уже не боец истребительного батальона, а больной, находящийся на излечении в батальоне выздоравливающих. Первые дни я лежал с полным истощением и начавшейся цингой. Теперь выхожу в сосновый парк и набираюсь сил. Хлеба выдают по-прежнему мало, но в обед бывает мучная кашица и ежедневно нас поят хвойным настоем. Этот зеленоватый «квас» даже продается в киоске. Наверное, от этого замечательного изобретения ленинградских ученых у меня уже исчезли красные пятнышки на ногах и перестали шататься зубы.

Через месяц с небольшим медицинская комиссия нашла, что я уже годен к военной службе. Пронесся слух, что нас большой группой отправят в Таменгонт-центр «Таменгонтской республики», как называют в войсках эту обыкновенную деревню, где еще осенью 41 года был командный пункт 8-й армии.

  Вскоре нас действительно не меньше взвода выписали из батальона выздоравливающих, выдали винтовки и в сопровождении старшины отправили в Таменгонт. Мне уже стукнуло восемнадцать лет. Я принял присягу и с гордостью узнал, что направляюсь в бригаду морской пехоты!

Минометный взвод первой роты первого батальона этой бригады стал настоящей академией для молодого бойца. Во взводе только моряки, прослужившие на кораблях по несколько лет, это хорошо обстрелянные воины. Для них ходить в разведку, устраивать огневые налеты на позиции немцев, строить все новые и новые укрепления для нашей обороны - обычный труд, и никакого нытья. В таком окружении заметно менялся мой характер, а тело наливалось мускулами. Впереди был разгром немцев под Ленинградом, освобождение города от фашистской блокады, прощание с Ленинградским фронтом, ранение и контузия, служба на 3-ем Белорусском и
1-ом Украинском фронтах. День Победы я встретил в Праге в составе 183-го Отдельного истребительного противотанкового дивизиона». 

Подготовила Марина Подобуева.